Новости – Общество
Общество
«Ну и характер у вас, товарищ курсант»
Юлий Ксюнин. Фото: Екатерина Жмырова
Старейший в мире подводник России Юлий Ксюнин — о секретах долголетия, ужасах гражданской войны, предательстве жены и тамбовской природе
27 февраля, 2015 15:16
17 мин
Совсем недавно старейший подводник России Юлий Порфирьевич Ксюнин отметил свой 101 день рождения. За долгую жизнь он побывал во многих городах, но в итоге осел в Тамбове и прожил здесь более полувека. Будучи демобилизованным по состоянию здоровья и распрощавшись с флотом, он преподавал начертательную геометрию, осваивал компьютер, занимался садоводством и писал мемуары.
– Проходите в мою берлогу, — приглашает Юлий Порфирьевич. — Я практически совсем ослеп, но так как в этой квартире живу пятьдесят пятый год, ориентируюсь хорошо. Вашего лица я почти не вижу, а вот руки различаю. Со мной медсестра живет: и по хозяйству помогает, и ухаживает за мной. Как-то тамбовский протоиерей отец Виктор приехал меня навестить, я ему говорю: «Пойдемте в мою берлогу». А он отвечает: «Это не берлога. Это келья старца Юлия». Я ведь не только старейший подводник России, но и всей планеты. Ни один подводник еще до 100 лет не доживал.
Я считаю, что какое-то чудо со мной произошло. В 60-м году меня демобилизовали по состоянию здоровья как не пригодного к дальнейшей службе с целым букетом болезней: атеросклероз, ишемическая болезнь сердца, язва. До этого еще два тяжелых сердечных приступа было.
Мать Юлия Ксюнина. 1901 год. Санкт-Петербург. Фото из личного архива Юлия Ксюнина.
Я служил на «малютке». Это такая подводная лодка длиной 35-36 метров. «Малютки» тогда как блины пекли, потому что их по железной дороге легко было доставить в любое место. И строить их было быстро. Нужно было перед войной границы прикрыть. А у нас границы Советского Союза по морю — 40 тысяч километров. Но служба на этих «малютках» была очень тяжелая. Команда всего 17 человек. Не было спальных мест. Выходили в море зимой на срок до семи-десяти суток. Спали полусидя-полулежа, прислонившись к какому-нибудь механизму, урывками, пока сосед за тебя вахту несет. Долго на этих лодках люди не выдерживали. Каторжные условия. Естественно, это и на здоровье влияло.
Отец Юлия — Порфирий Ксюнин. Фото из личного архива Юлия Ксюнина.
Когда меня демобилизовали, врачи посоветовали выбрать среднюю полосу России, не юг. Я побывал в Тамбове, Белгороде, Воронеже. И больше всего почему-то понравился Тамбов. Вернее, даже не сам город, а его окрестности. Я детство провел на юге Красноярского края в небольшом городке Минусинске. Так вот природа и климат там и здесь похожи. Только там лето пожарче, а зима похолодней.
Я сюда ехал демобилизованным и готовым к тому, что жена меня скоро будет хоронить. А потом все старые болезни куда-то подевались, правда, уже ближе к преклонному возрасту появились новые.
Юлий с братом Николаем. Фото из личного архива Юлия Ксюнина.
Я много думал о секрете долголетия, писал на эту тему работы, статьи. Я, конечно, делал что-то, чтобы продлить жизнь, но ведь многие другие делали то же самое. Вот я и говорю, что получается какое-то чудо, что я с такими болезнями столько прожил. А так — я с удовольствием занимался садоводством, рыбалкой, охотой. Осознанно бросил курить. С 17 лет курил трубку. Заядлый курильщик был. А когда мне было немного за 50, поехали мы в Трегуляй по грибы. Старший брат говорит: «Тебе же врачи категорически запретили курить». Я говорю: «Считай, что это последняя». В песке трубку затушил и больше не курил ни разу.
Я родился в городе Томске. Перед родителями преклоняюсь до сих пор. Все, что во мне есть хорошего, получено от них. Отец Порфирий Порфирьевич — заслуженный врач республики. Помню, как ночью к нему прибегают — тогда скорой помощи не было у нас в городке — и говорят, что кому-то плохо. Он вскакивает, берет свой чемоданчик и бежит. Приходит под утро. Мать как-то спрашивает его: «Ну тебе хоть заплатили? Ты просидел там почти всю ночь». А он говорит: «Юленька, я на чужом несчастье денег наживать не буду. Экстренную помощь буду оказывать бесплатно».
Юлий в детстве. Фото из личного архива Юлия Ксюнина.
Он всегда мать Юленькой называл. Нас шесть человек детей было и все мальчишки. Выжило пятеро. Меня назвали в честь матери. Мама прекрасная верховая наездница была, стреляла, как снайпер. Я ни разу не видел, чтобы они с отцом ругались. Мама все время рядом с ним была. Сначала она только домом и нами занималась. А под конец жизни подрабатывала фармацевтом в аптеке. Папа раненному оказывает помощь, а она бинтует.
Отец работал доктором на золотых приисках в Красноярской губернии в течение 18 лет. Мне было пять лет, когда мы вынуждены были бежать оттуда. Жандарм, которого отец вылечил от тяжелой болезни, предупредил его, что у карательных отрядов задание — уничтожить всех интеллигентов, которые после революции остались работать на рабоче-крестьянскую власть: кого расстрелять, кого утопить. Моего отца с семьей должны были закрыть в доме и сжечь.
Отец довез нас до Красноярска, отправил к родственникам в Томск, а сам ушел в подполье и «вынырнул» уже в Тувинской республике. И потом мама с детьми поехала к нему. Мне было пять лет. Младшему три, старшему — 15. Что в это время творилось на железной дороге, страшно сказать. У кого оружие, у того и власть. Поспорили два мужика, кто успел выстрелить, тот и прав. Бандитизм был страшный.
Юлий Ксюнин — курсант военно-морского училища им. Дзержинского. Фото из личного архива Юлия Ксюнина.
Один эпизод до сих пор в глазах: стоит пьяный мужик, увешанный гранатами, берет одну гранату, снимает рычаг, кольцо пальцами держит и говорит: «Считаю до пяти и отпускаю». Все врассыпную, а он потом кольцо надевает и хохочет. Несколько раз так сделал, а потом не успел надеть кольцо, у него граната в руке взорвалась и все остальные гранаты за ней. От него клочки мяса остались и лужа крови. Мы были на перроне.
Виселицы еще во время гражданской войны помню. Картинка до сих пор в глазах стоит: висят мужчина, женщина, подросток и ребенок лет пяти. Зверства были, конечно, ужасные.
Как я попал на флот? Я учился в политехническом институте в Томске. Только сдал экзамены за второй курс, а меня вдруг через горком комсомола направили в Ленинград в военно-морское училище. Окончил его перед войной в 1939 году. Получил направление — инженер-механик подводной лодки. Распределили на Тихий океан. Общим счетом я 26 лет во флоте прослужил. Был инженером, потом работал в учебном отделе — выходил в море с учащимися. В 1944 меня перевели на «Русский остров» — природа там богатая южная. Я работал в электромеханической школе, был инспектором учебных заведений тихоокеанского флота. Потом перевели в Красноярск, потом в Ярославль. Около двух лет в ГДР служил в группе приемщиков больших судов. Это плавающие базы подводных лодок — огромные корабли, на которых есть все: от бани до концертного зала.
В Германии у меня первый сердечный приступ и случился. Меня положили в центральный госпиталь в Берлине. И там повторно опять случился приступ. Всю ночь держали на подушках с кислородом. После этого отправили в Москву, и комиссия вынесла вердикт — к военной службе не годен. Мне дали дослужить два года в Ярославле, чтобы военная пенсия была, а потом я поехал в Тамбов умирать.
В училище я дружил с одним курсантом. И вдруг его отца объявляют врагом народа, а его самого, естественно, сыном врага народа. Его исключили из комсомола и из училища. А я на комсомольском собрании за него заступился. Его отчислили и взялись за меня. Меня тоже исключили из комсомола и уже был готов приказ об отчислении из училища.
Весь наш курс поехал на летнюю практику во Владивосток, а меня в Ленинграде оставили. Я пошел к начальнику училища, он меня не принимает. Я сел на диван около адъютанта, думаю — мне теперь терять нечего, и я не уйду, пока он меня не примет. Так и сидел, пока начальник не сказал, чтобы я зашел. И состоялся у нас с ним такой разговор. Я говорю: «Мой отец был красным партизаном, главврачом походного госпиталя, жену и пятерых детей по Сибири возил, боролся с колчаковщиной, награжден орденом Красного знамени. А теперь я оказался врагом народа? Почему я враг народа?» Он говорит: «Вы дружили с сыном врага народа». Я подумал, раз терять нечего, можно «на басах» разговор вести, и говорю: «Без вашего участия я бы с ним не дружил. Это вы меня с ним свели». Он удивляется: «Как это я свел?». Я говорю: «А вот так. Я жил в Томске, он жил в Днепропетровске, и мы с ним никогда бы не встретились, если бы вы не приняли его и меня в свое училище. И нам все время твердили, что курсанты должны жить дружно. Я и жил с ним дружно. Я дам телеграмму отцу. Он поедет в Москву и дойдет до Калинина, а если надо — и до Сталина и разберется, кто из нас враг народа — вы или я».
И он струсил. Подошел к окну, долго молча смотрел в окно, потом повернулся ко мне и говорит: «Ну хорошо, из уважения к вашему отцу я отменю приказ и оставлю вас в училище, но вы будете лично мне докладывать об обстановке в вашей группе. Я говорю: «Вы меня извините, но родители воспитывали меня не так. Если я увижу, что кто-то представляет угрозу моей Родине, я сам его за шиворот приволоку куда надо, но докладывать о том: кто, где, что сказал, я не буду. Он на меня посмотрел и сказал: «Ну и характер у вас, товарищ курсант. Идите. Вам мое окончательное решение сообщат».
Я вышел. Делать нечего, все курсанты уехали, я взял байдарку и на пляже у Петропавловской крепости и лежу, на солнышке греюсь. Вдруг вижу: тоже на байдарке подвахтенный плывет. Говорит: «Ксюнин, тебя вызывают к начальнику факультета. Срочно». Я на байдарку, явился к начальнику, а он говорит: «Приказ об отчислении из училища отменен».
Приезжаю на практику во Владивосток. Наш комсомольский руководитель не ожидал меня увидеть, не думал, что восстановят. Но из-за этих драматических событий я потерял первую жену.
Первый раз женился еще курсантом в Ленинграде. Мне года двадцать два было. А прожили мы всего год. Я даже не знаю, как сложилась жизнь моей первой супруги. До сих пор ее понять и простить не могу.
Когда начались все эти проблемы с отчислением из училища, жена мне сказала: «Зачем ты вступился за сына врага народа? Нужно тебе было лезть туда? Я выходила замуж, чтобы быть женой инженера, командира, а женой арестанта я быть не хочу». И потребовала развод. И вот я до сих пор ее понять не могу. Потому что жены декабристов ехали в ссылку на вечное поселение в Сибирь. А Сибирь тогда была не такая, как в наши времена. Я посоветовался с другом, он говорит: «Зачем тебе такая жена? Давай развод».
Потом она еще несколько раз приходила в училище, когда узнала, что меня восстановили. Предлагала восстановить брак, но я не захотел, сказал: «Каждый раз, как со мной случится что-то нехорошее, ты будешь от меня в кусты убегать?»
Как сложилась ее судьба, не знаю. Когда я служил на Дальнем Востоке, она приезжала туда. Встретила жену одного моего сослуживца и спросила, как меня найти. Добилась пропуска, завербовалась официанткой. А приказ о переводе нас в гавань отменили, и мы так и не встретились. До начала войны она была там. Не смогла уволиться. Тогда был сталинский закон — боролись с «летунами». Не разрешали менять место службы без особых причин. Устроился работать — работай. И вот ее не отпустили.
После войны я приезжал в Ленинград в командировку на несколько дней и подходил к дому, в котором она раньше жила. Там висела доска такая большая: список квартир и кто квартиросъемщик. Вижу: Ксюнина. Она оставила мою фамилию. Значит, вернулась. Ну я развернулся и ушел, не стал, конечно, заходить. Больше я о ней ничего не знал. Знаете, я до сих пор о ней вспоминаю хорошо. Ее сестра старшая настроила на такой шаг. Но простить я ей этот шаг не мог. Я нашел себе другую жену.
Училище я окончил очень успешно, мне предложили самому выбрать флот. Я попросился на Тихий океан. Тогда как раз были все эти события с Японией — Халхин-Гол, бои на озере Хасан. Японцы все время нас штыком пробовали на прочность, и я считал, что война придет с востока. Попросился на восток, хотел постоять за Родину.
Мы с другом вместе после распределения из Ленинграда в Москву ехали, а он говорит: «Мне сейчас стыдно тебе в глаза смотреть. Ты едешь воевать, а я назначен на черноморский «курортный» флот. Так мы с ним и расстались. А война пришла с запада. В итоге я остался живой, а он погиб в 1944 году, когда уже Севастополь взяли. У него жена беременная уехала в эвакуацию, там родила, и сына своего он так и не увидел. Лишь в письме жене попросил его Виктором назвать в честь нашей будущей победы.
И вот, когда я ехал по назначению на Тихий океан, заехал по пути в Томск. Меня родные познакомили с девушкой. Она как раз окончила пединститут и ожидался у них выпускной бал. Она мне сразу очень понравилась. Мы с ней остались вдвоем, беседовали долго. Три дня я в Томске жил и все три дня мы по вечерам встречались, просиживали до рассвета на лавочке перед ее общежитием. Потом пригласила она меня на выпускной бал. Но там нам было неинтересно, мы ушли почти сразу, хотелось вдвоем побыть. Я ей тоже понравился. Я был в белом кителе. Тогда из училища выпускали сразу старшими лейтенантами. Мне было 25 лет.
Эта девушка и стала моей второй женой. Мы прожили вместе 60 лет. В 2000 году отметили бриллиантовую свадьбу в первых числах мая, а в августе она умерла. Наш единственный сын тоже умер в прошлом году. Мне как-то не везло с детьми. У нас еще первая дочка была. Но она умерла в эвакуации из-за врачебной ошибки. Ей еще двух лет не было. Сейчас у меня из близких остались только внуки, правнуки и праправнуки.
Юлий Ксюнин. Томск. Сентябрь 1938 года. Фото из личного архива Юлия Ксюнина.
В 60-е годы я приехал в Тамбов и переквалифицировался в педагога. Преподавал техническое черчение и начертательную геометрию. У меня 48 лет педагогического стажа. Сначала работал в вузе, а потом перешел в техникум. Там почему-то платили намного больше, а нагрузки, наоборот, было меньше. А тогда у меня уже появился свой садовый участок, я его очень любил и предпочитал проводить время на природе.
Вообще очень странно судьба сложилась. Я категорически не хотел быть педагогом. Когда я учился в десятилетке, в нашей школе объявили педуклон. Я как раз оканчивал седьмой класс и бросил эту школу, потому что не хотел быть учителем. Думал: чтобы я преподавал? Не будет такого. И пошел в ученики слесаря. Потом был рабфак, потом институт. И студентом меня послали в деревню, где я год работал ликвидатором безграмотности. Занимался со взрослыми по вечерам. И не могу сказать, что для меня это было сложно. Когда окончил училище, проводил занятия с матросами. Потом уже здесь в Тамбове начал работать со студентами. И в итоге я почувствовал вкус к преподавательской работе.
А в 90-х годах начал писать мемуары. Мне и раньше иногда приходило в голову какие-то наброски, заметки записывать, но все как-то руки не доходили. А тут меня стали все уговаривать, чтобы я написал книгу. У меня внук программист. Я ему говорю: «Ты мне покажи, как компьютером управлять». Во внутренности я не лез, а как пользователь довольно быстро им овладел. Не так уж и сложно после подводной лодки. Даже несмотря на то, что мне было уже за 80.
Первое издание «Записок подводника» писал лет пять. У меня там не только мемуары, но и рассказы, большинство из которых основаны на реальных событиях. На компьютере очень легко писать. Править удобно. Напишешь что-то, потом через какое-то время посмотришь свежим взглядом: что-то поправишь, тавтологии уберешь, местами переставишь. Многие удивлялись, что человек с техническим образованием так пишет без редакторов и корректоров. Но у меня был прекрасный критик и помощник — жена. Меня часто представляют как писателя, но писателем я себя, конечно, не считаю. Однажды ко мне приходила молодая журналистка местной газеты. Я потом статью читаю, а она вместо «Записок подводника» написала: «Записки охотника». В общем, Тургеневым меня сделала.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости